Мне интересны неудачники

В московском Театре Наций прошла премьера: латвийский режиссер Алвис Херманис поставил «Рассказы Шукшина» - Почему для своей первой постановки в России вы выбрали именно Шукшина? - Когда мне предложили поставить спектакль с русскими актерами, я понял, что хочу иметь дело только с такой литературой, какую больше не встречу нигде в мире, которая именно о России мне что-то особенное скажет. Нужна была некая секретная информация о вас. Конечно, все люди более или менее одинаковы в чем-то главном, но есть своя мистическая тайна у каждого народа. Ее можно почувствовать только на подсознательном уровне, и именно такое впечатление осталось у меня в памяти от фильмов Шукшина. Прозу его я раньше не читал - только кино смотрел. Для меня каждый спектакль - это своего рода антропологический феномен. Я как будто гербарий собираю, только не из растений, а из определенных человеческих типов. Подробно исследую какой-то один слой действительности, например, то, как существуют сегодня старики, пенсионеры, как в спектакле «Долгая жизнь», или какими были шестидесятники, поколение наших родителей, как в «Звуке тишины». Мне важно, чтобы все было совершенно конкретно, точно, поэтому мы с актерами поехали на родину Шукшина, в село Сростки. - И какое там было самое сильное впечатление? - Оказалось, что и от гостеприимства можно устать. Там у всех сердца размером XXL. Подтвердилось мое подозрение, что Шукшин особенно ничего и не придумывал - просто талантливо рассказывал истории про своих односельчан. Некоторых из них мы встретили - они еще живы. - Судя по вашим постановкам, вас больше привлекают не какие-то исключительные личности, а самые обыкновенные люди - вот и «Латышские истории» в вашем театре рассказывают бывший моряк, воспитательница детского сада, солдат-контрактник. - Я пробовал делать спектакли про современных успешных городских людей - и чего-то там не хватало, какие-то они скучные получались. Я тоже принадлежу к этой прослойке и слишком хорошо знаю, как много мы придумали способов спрятать свою потаенную внутреннюю жизнь, как много у нас масок и как мы, по сути, неискренни. Рассказ о жизни таких людей невозможно сделать поэтическим. Меня вообще многие упрекают, что я больше люблю говорить о неудачниках, лузерах. Вроде и у Шукшина герои простые и не слишком продвинутые, но для меня они - это наследники Иванушки-дурачка, который был гораздо умнее многих. Да и рассказы Шукшина я воспринимаю как сказки, а мне и в сказках, и в жизни интересны только те люди, которые сохранили способность ошибаться и совершать непредсказуемые поступки. - То есть в то время, когда многие молодые русские мечтают прежде всего стать гражданами мира, вы решили напомнить им об их национальной самобытности? - Но я и у вас заметил, что поклонение Западу - в широком смысле - сейчас кончилось. Кроме того, в спектакле будет понятно, что наши герои - это прежде всего современные молодые москвичи, которые рассказывают шукшинские истории советского времени. В отличие от своих персонажей они уже знают, чем все закончилось. - Вы как-то сказали, что не ограничены языковым барьером, потому что на репетициях не разговариваете, а молчите. Что это значит? - С недавних пор я пришел к убеждению, что самое интересное - это когда спектакль придумывает не один человек, а множество людей. Я ничего не навязываю и не диктую. Иногда это вызывает недоумение у актеров, особенно за границей, - им кажется, что, может быть, я недостаточно подготовлен для работы. На этот случай у меня всегда есть в запасе несколько заранее приготовленных решений, но жизнь показывает: то, что мы придумываем вместе с актерами на репетициях, что они сами предлагают, оказывается гораздо интереснее всех домашних заготовок. - Это распространяется и на русских артистов? - Конечно. Сейчас и в науке, и в бизнесе приходят к тому, что что-то стоящее можно изобрести только сообща. Кроме того, поездка на Алтай очень повысила уровень нашей ответственности за спектакль по рассказам Шукшина - это почувствовали все. Мы просто не можем подвести тех людей, которые нам рассказывали про себя там, в деревне. Да и энергетика у прозы Шукшина особая - очень добрая, позитивная. Материал не только не сопротивляется, но помогает. Я работаю с необыкновенными актерами: взять хотя бы Чулпан Хаматову. Несколько дней назад я был совершенно счастлив: Чулпан подарила мне альбом рисунков Юрия Норштейна. Я не знаком с ним, но его фильмы, его метод работы - это эталон для меня. Мне кажется, именно с такой тщательностью, так подробно и нужно делать спектакли. - Но Юрий Норштейн вот уже долгие годы не может выпустить свою «Шинель» по Гоголю, которая, правда, как считают осведомленные люди, уже шедевр, а вы ставите по три-четыре спектакля в год, да еще в разных странах. Не кажется ли вам, что чересчур подробный, замкнутый на себе и своих поисках театр рискует превратиться в подобие секты или монастыря, из него уходит жизнь, воздух? Не здесь ли одна из причин трагической истории с изгнанием (или уходом) из своего театра Анатолия Васильева? - Любое творчество по природе своей интровертно. Есть премии, фестивали, интервью, вся эта шумиха - а есть работа над спектаклем и невидимые миру слезы. Что касается Анатолия Васильева - к сожалению, я не видел его последних спектаклей, но мне кажется, что он сфокусировал свое внимание на таких сторонах театрального дела, которые интересны очень узкому кругу зрителей.